ТВЁРДАЯ ВАЛЮТА
— Чтой-то мне не нравится, граждане, твёрдая валюта, — сказал
Григорий Иванович. — Ничего в ней нету хорошего. Одно сплошное
беспокойство выходит гражданам. Скажем, двугривенный. Звенит, слов нету,
а положил его в карман — и поминай как звали: небольшая дырочка в
кармане, и вывалилась ваша твёрдая валюта к чёртовой бабушке. А потом
лижи пол языком, надевай бинокли на нос, отыскивай. А если валюта
мягкая, то опять-таки ничего в ней хорошего. Одно сплошное беспокойство
выходит гражданам. Ну, бумажка и бумажка, а присел за стол, сыграл в
очко — и нету вашей бумажки. Не нравится мне такая валюта, не
симпатична.
А уж если на такую валюту покупать пошёл, то до того скучно,
до того нету интереса, что и покупать не хочется. Ну, пришёл в лавочку.
Приказчик этакий стоит с бородой, нож точит. Ну, здравствуйте! Чего,
дескать, вам нужно? Ну, возьмёшь обрезков, заплатишь в кассу. И всё. И
ничего больше. Ни поторговаться, ни на товар плюнуть. С приказчиком
сцепиться — и то нельзя. Эх, скучно! До того мне, товарищи, с этой
теперешней валютой скучно, так и сказать нельзя. Я, товарищи, вообще иду
теперь против капитализма и денежного обращения. Я стою за денежный
порядок восемнадцатого года. Тоже была там валюта. Вроде володи. Если
колечко или портсигар — твёрдая, если шляпа или штаны — мягкая. А очень
отлично было и хорошо. Повезёшь мужичкам штаны. Выложишь им эти штаны,
помахаешь в воздухе, зажмёшь пальцем кое-какую дыру — и пожалуйте,
налетайте, граждане, волоките в обмен припасы. Иной раз до того товару
навезёшь в город, что даже совестно, зачем деревню объегорил. Конечно,
некоторые граждане, может быть, скажут, что неудобно было с такой
валютой — возня и неприятности. Это пустяки. Очень было даже удобно и
хорошо.
А что неприятности, то в любом деле бывают неприятности. Была у
нас одна неприятность. Это когда мы рояль везли. Небольшой этакий
рояльчик, но со струнами, с крышкой и с педальками.
А стоял этот рояль в
пустой генеральской квартире. Что ж, думаем, зря гниёт народное
достояние. И с разрешения нижних жильцов выперли мы этот небольшой
рояльчик на свет божий. Ну и повезли втроём. Конечно, трудно было.
Запарились. Пот льёт, штаны прилипают, беда. Еле в теплушку впёрли. А
народу смешно. Хохочут. Интересуются, куда музыку везём. А везём в
Череповецкую на масло. Привезли в Череповецкую. Волокём в одну деревню.
Не берут. Один мужик было взял, да в его избёнку рояль не лезет. Уж мы и
так и этак — никак. Хотели стенку разбирать — заартачился серый, не
позволил. И цену хорошую даёт, и рояль ему иметь хочется, а никак.
Я
говорю:
— Ты, милый, не расстраивайся. Не лезет, не надо. Пущай во дворе
стоять будет на вольном воздухе. Ещё и лучше.
Так нет, не хочет.
Я
говорю:
— Не хочешь, не надо. Не расстраивайся. Можем мы тебе над
рояльчиком навесик вроде беседки устроить.
Нет. Боится, что корова
пугаться будет. Не хочет, не надо. Волокём рояльку в другую деревню. В
другой деревне опять беда — не лезет музыка ни в одну избу. Стали
совещаться, чего делать. Решили не оптом, а в розницу продавать — кому
педали, кому струну, кому что. Ничего, разбазарили. А что неприятность,
то неприятность после вышла. Когда вернулись, к ответу потянули.
А на
суде выяснилось, отчего рояль в избу не влезал. Надо было ножки
откручивать. Век живи — век учись. Только вот и была одна неприятность с
этой твёрдой валютой, а то всё сходило чинно, чисто и благородно.
Хорошо было и весело, не то, что с теперешней валютой.
1924 г.
|
